Как Австрийская школа экономики бросила вызов государственному контролю и что из этого вышло.
Экономическая мысль XX века во многом определялась противостоянием идей, где каждая школа пыталась предложить свое видение идеального устройства общества. Если Чикагская школа с ее верой в рынок как универсальное решение всех проблем стала символом неолиберализма, то Австрийская обозначила другой путь — философский, с акцентом на индивидуальную свободу.
Основанная на идеях Карла Менгера, Людвига фон Мизеса и Фридриха Хайека, она отвергает сложные математические формулы, фокусируясь на человеческой природе и спонтанном порядке. В эпоху цифровизации, когда децентрализация и свобода выбора становятся ключевыми темами, австрийские идеи обретают новую актуальность.
Разбираемся, чем Австрийская школа отличается от чикагского подхода и как ее принципы проявляются в современном мире.
В 1871 году Карл Менгер опубликовал книгу «Основания политической экономии», в которой сформулировал революционную теорию предельной полезности. Он предположил, что ценность вещей определяется не затратами на производство, а потребностями и восприятием потребителя.
Идеи Менгера легли в основу субъективной теории ценности, которую развивали его ученики. Среди них особенно выделялся Ойген фон Бем-Баверк — автор фундаментального труда «Капитал и процент» (1884–1889).
После Первой мировой войны австрийцы также сыграли ключевую роль в развитии концепции калькуляционного аргумента, направленной на критику плановой экономики. По их мнению, социалистическое планирование не может эффективно распределять ресурсы из-за отсутствия рыночных цен, отражающих индивидуальные предпочтения конечных потребителей.
Одним из своеобразных манифестов австрийцев в XX веке стал трактат Людвига фон Мизеса «Человеческая деятельность» (1949). В этой книге изложены принципы праксеологии — теоретического подхода, рассматривающего экономику как результат действий рациональных индивидов.
Но наиболее прославленным представителем школы стал нобелевский лауреат Фридрих Август фон Хайек, который среди прочего актуализировал восходящую к трудам Адама Смита теорию спонтанного порядка.
В отличие от Чикагской школы, которая опирается на эмпирические данные и математические модели, австрийцы предпочитают философский и логический анализ. Их идеи строятся на трех ключевых принципах:
Австрийцы утверждают, что экономика — это наука о поведении, которое слишком сложно для точных уравнений, и скептически относятся к математическим моделям, популярным в Чикагской школе. Вместо этого они предлагают праксеологию — логический анализ, который изучает экономические явления с помощью дедуктивного подхода, исходя из фундаментальных принципов, таких как то, что люди действуют целенаправленно, стремясь улучшить свое положение.
Представители школы связывают кризисы с искусственной кредитной экспансией, вызванной действиями центральных банков. В рамках этого подхода австрийцы, особенно Мизес и его последователь Мюррей Ротбард, выступали за полную ликвидацию центробанков, считая, что их вмешательство приводит к искажению естественных рыночных сигналов. Они предлагали возврат к золотому стандарту или системе свободной банковской деятельности, где деньги выпускаются частными институтами на основе рыночного спроса, а не государственного контроля.
Если Чикагская школа под руководством Милтона Фридмана полагается на монетаризм, то австрийцы предлагают более гибкий подход. Они разделяют веру в рынок, но видят в нем сложную систему, основанную на свободе выбора. Они подчеркивают, что рынок эффективен только в условиях настоящей свободы, а не под давлением монополий или чрезмерной дерегуляции, которая может привести к хаосу.
Чикагская школа допускала минимальное вмешательство (например, контроль денежной массы), но австрийцы изначально были радикальнее. Мизес и Хайек видели в государстве угрозу свободе, особенно в экономическом планировании. Однако они не идеализировали рынок: Хайек предупреждал, что без защиты индивидуальных прав он может быть захвачен крупными игроками, такими как корпорации или монополии.
«Невидимый крюк»: чему пираты могут научить нас в экономикеИдеи Австрийской школы находят воплощение в реальном мире, особенно в эпоху цифровизации, когда децентрализация стала ключевым трендом. Рассмотрим несколько ярких примеров:
На этом пути были как успехи, так и вызовы. Кремниевая долина породила монополии, которые ограничивают конкуренцию и свободу, что идет вразрез с идеями Хайека. Криптовалюты, несмотря на децентрализацию, столкнулись с проблемами спекуляций и нестабильности. Эти примеры показывают, что австрийские концепции лучше всего работают в условиях, где свобода сочетается с защитой от монополий и хаоса.
Сегодня принципы Австрийской школы активно обсуждаются в контексте будущего экономики. Развитие цифровых технологий повысило внимание к Web3 и DeFi. Это перекликается с австрийским взглядом на спонтанный порядок, где решения принимаются на уровне индивидов, а не центральных структур.
Австрийский скептицизм к государственному контролю также резонирует с критикой бигтеха. Компании вроде Meta или Google, доминирующие на рынке, ограничивают свободу выбора, создавая цифровые монополии. Хайек, вероятно, выступил бы за децентрализованные альтернативы, которые возвращают контроль пользователям. Например, такие проекты как IPFS стремятся создать интернет, где данные принадлежат людям, а не корпорациям.
В то же время австрийские идеи вдохновляют дебаты о свободе в экономике. Рост популярности либертарианских идей, особенно в США, частично обязан влиянию Мизеса и Хайека. «Человеческая деятельность» Мизеса или «Дорога к рабству» (1944) Хайека остаются актуальными трудами для тех, кто видит в государственном контроле угрозу инновациям и свободе.
Критики школы, такие как неокейнисанец Пол Кругман, указывают на ее идеализм. Отказ от математических моделей делает австрийские идеи сложными для проверки и применения в реальной политике.
Так, борьба с климатическим кризисом требует глобальной координации, что противоречит радикальному антигосударственному подходу австрийцев. Кейнсианцы критикуют австрийцев за игнорирование роли государства в стабилизации экономики во время рецессий, таких как Великая депрессия или кризис 2008 года, когда фискальная и монетарная политики смягчили последствия.
Еще одна слабость — уязвимость спонтанного порядка перед монополиями. Без минимального регулирования крупные игроки могут подавлять конкуренцию, что видно на примере бигтеха. Финансовый кризис 2008 года, который некоторые связывают с чрезмерной верой в саморегуляцию рынка, подчеркивает риски радикальной дерегуляции.
Критики также отмечают, что австрийские идеи лучше работают в теории, чем на практике, особенно в странах с нестабильными институтами, где свобода без правил может привести к хаосу.
Австрийская школа предлагает альтернативу догматизму Чикагской школы, напоминая, что экономика — это не только цифры, но и философия свободы. Ее акцент на децентрализации и индивидуальном выборе особенно актуален в эпоху цифровизации, когда технологии создают новые возможности для естественного упорядочивания.
Однако эти идеи требуют баланса: свобода эффективна только в сочетании с защитой от монополий и учетом социальных вызовов вроде роста неравенства или климатического кризиса.
Для будущего экономики австрийские принципы могут быть интегрированы с другими подходами. Децентрализованные системы на базе ИИ способны воплотить спонтанный порядок, минимизируя внешнее вмешательство. В политическом контексте австрийский акцент на свободе может противостоять авторитарным режимам, стремящимся к тотальному контролю.
Как и классический либерализм, австрийцы учат нас ценить рынок, но не обожествлять его. Их скептицизм к централизованному управлению вдохновляет на поиск новых моделей, где технологии и человеческая инициатива создают порядок без принуждения.
В мире, где бигтех, климатические кризисы и неравенство бросают вызов экономике, Австрийская школа остается источником идей, побуждая искать баланс между свободой и ответственностью. Гибридный подход, сочетающий австрийскую веру в спонтанный порядок с минимальными регулирующими механизмами, может стать основой для устойчивой экономики XXI века.
Текст: Анастасия О.
JOIN
